Журналист, культуролог, киноаналитик. Заведующий отделом культуры «БДГ» (2003-2006). Создатель и ведущий авторских программ на «Радыё Свабода» и «Радыё Рацыя» (2003-2015). Автор книги «No Style. Белкульт между Вудстоком и Дажынками» (2013). Тексты переводились на английский, немецкий, польский и чешский языки.
Миссия медиа-аналитика трудна и печальна. Суть ее — в регулярной дегустации того, что сам по своей воле никогда бы не съел. Плотность шумового покрытия послевыборного пейзажа смогла поразить даже привычные ко многому местные кадры. Градус желчи и злости полит-спикеров с госТВ стал почти запредельным — дальше возможны лишь публичные истерики и эпилептические припадки. Месяц глубинных погружений в это поле психической неуравновешенности и эмоциональных девиаций — а именно столько длился минувшей осенью наш аналитический забег — надолго выбил из колеи. Поскольку в полный рост продемонстрировал как глубокую деградацию державного медиа-инструментария, так и его вызывающую вторичность по отношению к сигналам из Москвы.
Все любопытно, все не просто так...
Майк Науменко, “Шесть утра”
Быть публичным чертовски трудно. Быть публичным и самым центровым трудно вдвойне. Поскольку ты безусловно солируешь, а все прочие — лишь кордебалет. Условная подтанцовка. С одной стороны, приятно: сразу ясно, кто тут главный. С другой — стрёмно: из главных ресурсов народной любви у тебя только ты и твои игрушки. Все любимые жесты и мемы давно озвучены и обэкранены. Мундир не радует. Вышиванку отыграли в позапрошлом сезоне. Словарь расширять уже поздновато. Комбайном не удивишь. Эскортом не согреешь. Харизма буксует как трактор, народ попривык и подустал. Глядишь, свалит на другой канал — туда, где Володя с голым торсом мочит малолетних диверсантов и охотится на летучих обезьян. Срочно нужна новая фишка — но так, чтобы миленько, бюджетно и без особых обязательств. Инъекция быстрого кайфа. Элегантный пушистик.
В давние времена “Белорусской деловой газеты” был у нас мастер по разговорам с большими людьми – от Раймонда Паулса и Владимира Некляева до Юрия Шевчука и Игоря Губермана. Интервью получались эпичными, меньше чем на разворот ложились сложно, сокращались с боем. Коронным приемом был выход на глобальное: “А вот еще, Раймонд Вольдемарович, как вы скажете: в чем смысл жизни?” На три абзаца. И я никак не мог понять: что особо ценного в рецептах жизни от заслуженного эстрадника или транзитного острослова? А потом догадался: коллега искренне считал их небожителями. Преданно смотрел снизу вверх в ожидании откровения. И чья вина, что “сверху” сыпался преимущественно словесный сор?
Детский сад — отличная тема, когда в нем ты главный папа. Но дети имеют свойство расти и уходить. И вот ты еще папа, но уже не очень главный. Выясняется, что можно иначе. Можно мимо. Можно без тебя. Для частного семейного расклада — мелкая драма, домашний Шекспир. Утрись и дыши дальше. А если про страну? Если про отцов нации, которые заигрались настолько, что всерьез поверили: они-то и есть нация? Попробуй свалить от них в свою отдельную жизнь. Все равно догонят.
Расцветкой уличной рекламы. Тупыми инструкциями и механическим задором. Буратинным бормотанием административного ресурса. Синхронным выбросом могильных «Табакерок» и победной вырубкой наших хилых сквериков. Чуваки заняты: они нас берегут. В меру своего разумения. И, наверное, удивляются: отчего это нам еще не счастливо?
Новогодний президент — вещь столь же зряшная и неизбежная как пластиковый Дед Мороз под елкой или «раз-два-три — елочка, гори!». Их никто особенно не ждет и вряд ли кто-то страстно любит.
Просто так надо: чтобы зайчики, белочки, мандарины, шампань. Фэйсом в салат. И президент в телеящике.
Его миссия банальна: в который раз поработать Папой Нации. Дать отмашку новой фазе нашего общего трипа из ниоткуда в никуда. Дежурный Папа идет в комплекте с боем часов и веселыми обнимашками вдогонку. То ли тост, то ли отчет о свершенном, то ли мобилизационный спич. Обычно все сразу. Это не важно. Что важно? Сверкнуть над страной. Напомнить, кто в хате хозяин.
Терять работу — отличный вид спорта. Лично я им занимаюсь лет двадцать. Уходил с кафедры БГУ в фонд Сороса с прощальным напутствием проректора: “Мы бы вас все равно уволили…” Свалил с борта уходящей в штопор “Белгазеты” — в свидетели административного удушения “БДГ”. Сыграло мускулами начальство “университета в изгнании” — и мы вылетели с работы в славной компании самых креативных и активных. Но забавнее всего кончился роман с радиоточкой, когда нас с Димой Войтюшкевичем вдруг вычеркнули из эфира с отличной мотивацией “три в одном”: во-первых, нет денег, во-вторых, вы тут слишком долго, в-третьих, у вас низкие рейтинги.
Стоит ли говорить, что до того — за десять лет работы — никаких тревожных сигналов сверху не поступало? Вот и “Экономика на пальцах” Сергея Чалого тоже схлопнулась как-то вдруг.
Ты кому-то котик. Он кому-то зайчик. У каждого в сердце свой зоосад. Хочешь быть приметным – сделай его публичным. Нынешний солидный рекламист прежде пел в переходах с крысой на плече. Другой гулял с петухом на поводке. Высшим признанием было попасть в ментовку. Нынче тусуют в фэйсбуке. Так ловчей: весь любимый зверинец набежит сам и накрутит тебя до события. Вокруг все меньше олдскульных медиа. Все больше фэйсбучных компиляций. Когда инфо-среду захламляет профанный вербальный шлак – это неприятно, но понятно: чего еще ждать от шлака? Когда «шлакует» известный брэнд – это осознанная игра на понижение.
Информация – болезнь. Информация – наркотик. Раз подсел – и уже не соскочишь. Ньюсы сегодня поставляют все – от болтунов-политиков до Васи из соседнего подъезда, уже зафэйсбучившего ваш совместный перекур пятнадцатиминутной давности. Хочешь – узнаешь. Не хочешь – все равно узнаешь. Жизнь мутирует в бесконечную как болонская виа Сарагоцца новостную ленту, где сплавлены официоз и приват, интим и паблик, факты и факи, протокол и пропаганда. Тотальное ньюсмейкерство делает народ гипер-информированным – и привычным к тому, что эта музыка будет вечной. Может и так. Но не в Новый год.
Плеск неконтролируемых эмоций вокруг недавней рецензии на «ГараШ» отлично продемонстрировал ключевые особенности национальных диалогов: неспособность отличить наезд от разбора, общую взвинченность вещания, страстную любовь к себе пополам с фатальным отсутствием чувства юмора, регулярные сбои в дворовую лексику – и дворовые же аргументы: «Да сам ты маленькая собачка!» Милое дело: зачислить критика в личные враги. И заявить, что он первый начал. Такое возможно только в закомплексованной стране, где любой несогласный с заявленным курсом (все равно каким) крайне опасен. Маленькие Наполеоны защищают себя от маленьких Ватерлоо. И это борьба не за качество продукта, а за плюсовой публичный резонанс.
